Ещё отзыв на "Азиль"
Mar. 27th, 2017 06:33 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
anna_semirolОтзыв - это самое вкусное для автора. Самое лакомое, желанное и волнующее. И да - дороже денег.
Хвалюсь однозначно, ибо мне везёт на читателя умного, думающего и не стесняющегося делиться своими мыслями с другими.
В ее краях умирать молодым
Было привычкой, или – хобби.
Там кончился воздух – остался дым,
А вместо воды был опиум.
(Немного Нервно «Она жива»)
Пожалуй, из всех произведений, что я встречала за последнее время, роман «Азиль» показался мне самым противоречивым. И в то же время «Азиль» – это вещь, которая после прочтения проезжает по мыслям многотонным бульдозером и надолго застревает в голове.
Прежде всего, хочется отметить мир произведения. Город-убежище, уцелевший после катастрофы. Город-анклав, стоящий один против целого мертвого мира. Здесь на запасах из прошлого, на все еще функционирующих машинах, построенных предками, доживает свои дни человечество. Это город-тюрьма, из которой нет выхода. Давящая клетка, что своими кольцами отрезает от будущего, надежды и просто человеческого существования. Город с двойным дном, которое имеется буквально у всего, включая каждый дом, семейные отношения и даже печь в крематории. За внешне благополучными Ядром и Вторым кругом скрываются трущобы, теснота, и ржавчина – остов города давно прогнил насквозь и рушится.
Описывая Азиль, стоит провести аналогию с Парижем. Во-первых, потому что большая часть населения – французы, и свой Собор здесь тоже присутствует. А во-вторых, думаю у многих на слуху фраза «Париж – город мертвых». Азиль – это настоящее торжество смерти. Город буквально построен на костях, да и сама смерть здесь настолько обыденна, что давно превращена в конвейер с фальшивыми словами сочувствия, пластиковыми цветами и искусственным ароматом лилий.
Да, город делится на кольца и секторы, но при прочтении воображение почему-то подсовывает ужасающий гибрид Вавилонской башни, которая шатко «возвысила» Ядро над грязью периферии, и воронки Ада по Данте – Подмирья, куда попадают те, кому не осталось места в обществе. Люди прозябают здесь, как крысы, и… Как ни крепко вмерз в лед Люцифер (он же в христианском толковании Зверь) в своем последнем круге, он все еще грозит из бездны. Венчает этот образ конструкция Купола. А что будет, если загнать под один колпак проржавевшую башню, нищую толпу и Люцифера из глубины? Вот тут рождается самый яркий и страшный образ книги – революция.
Хоть недовольство и назревает снизу, «голова» всегда оказывается вверху. Крохотная вспышка, предлог, тонкое манипулирование – и этого достаточно, чтобы вспыхнуло пламя. И такой лидер находится. Рене Клермон, хладнокровный лидер в прямом смысле этого слова. Ирония судьбы заключается в том, что высшее общество само породило его и получило свой «ожидаемый» терроризм. И, вроде бы, все понятно: угнетателей из Ядра нужно свергнуть, угнетенные построят новое, лучшее общество, но так не бывает. И путь мятежников – это прекрасная иллюстрация того, как громкие лозунги, требующие свободы, справедливости, равенства деградируют до массовой резни и мародерства. Разложение все больше захватывает и «холодного» лидера. И метафора в виде льда, который, на первый взгляд, ему послушен, а на самом деле уже давно подчинил себе и вытравил из него все человеческое, лучшее тому подтверждение.
Впечатляет и то, как показаны сами бои. Несмотря на ограниченность площади, сражения получились масштабными и очень жестокими. Настроение героев передавалось и чувствовалось при чтении, будь то фанатичное «Бей элитариев!», желание защитить, гнев или же страх за собственную жизнь. Погони, гонки напролом – все выглядело очень динамично. Стоит также упомянуть авторский стиль с тяготением к настоящему времени. Это становилось хорошим подспорьем для изображения динамических сцен «здесь и сейчас». Да и разнообразие оружия с «орудиями» впечатлило: арбалеты, огнеметы, метательные ножи и даже мечи…
Кстати, о мечах. «Изюминкой» романа стало сочетание христианской морали и европейской культуры с самобытным миром Востока (в частности, Японии). В повествование оказались органически вплетены цитаты, аллюзии на Священное Писание, классическая европейская литература и восточные чайная церемония, кодекс чести и совершенно иной семейный уклад с культом почитания родителей и предков. Даже мифический Онамадзу хоть и сравнивается с Моби Диком (неспроста в библиотеке Советника Каро находится эта книга), имеет восточное происхождение. Охота и убийство гигантской рыбы человеком смутно напомнили мотивы аниме Миядзаки «Принцесса Мононоке». Да и сама тема убийства природы и ее перерождения в мстительный дух очень близка японской традиции. Вспомнить хотя бы Годзиллу, погибель человечества, проснувшуюся из-за испытания водородной бомбы…
Диалог двух культур породил запоминающуюся мистическую составляющую произведения. История-аллюзия, история-притча. Мифическая рыба. Философские сказки, которые рассказывала Вероника Каро. Сны Амелии о Звере, навеянные, как оказалось, вовсе не книгой. Не оставляющие Советника Каро мертвецы, мстительные духи прошлого, рожденные его запятнанной совестью. Игра в прятки со Зверем, в которой участвует Акеми, – сон или предсказание того, что будет? Думаю, каждый найдет здесь свое толкование. Действие, в котором сплетаются реальность и мир теней, переходит в фантасмагорию, где свой собственный «Deus ex machina» – это составляющий элемент.
Что же касается персонажей романа, то с ними у меня сложились непростые взаимоотношения. Да, они запоминающиеся, отличные друг от друга, со своей судьбой. Да, честно выполняют каждый свою функцию. Советник Бастиан Каро разрывается от неразрешимого дуализма: с одной стороны любящий отец и «спаситель» города, с другой – теряющий над собой контроль психопат. Его младший брат Доминик со своим «бунтарством» отваживается на посещение периферии и отношение с девушкой не своего круга. Кроткая японка Кейко страдает. Ее сестра Акеми не то, чтобы мстит… становится ведомой – вот уж действительно боевое «знамя». В свою очередь за ней преданно следует влюбленный подросток Жиль. Следует в любом случае – неважно, в том ли направлении они идут или нет. Вероника оказывается жертвой, пленницей западни, где встречает только терзающих ее хищников. Единственный выход – связь на стороне с человеком, который ее понимает, да воспитание дочери от другой женщины. Амелия – это сообразительный ребенок, который пытается осмыслить мир вокруг себя и определить, что есть правильно. А отец Ланглу… пожалуй, это самый нагруженный функциями персонаж. И все они вовлечены в бурный водоворот событий, плывут по течению, хотя в контексте данной книги вряд ли можно что-то изменить. За ними было интересно наблюдать сквозь купол, как за подопытными объектами в ограниченном пространстве: сломаются, перегрызут друг друга? С такой вот позиции.
Посмотри и сделай шаги туда, где мы
И где мы не были.
Поцелуй, и руку возьми,
И посмотри, что мы наделали.
(Линда, «Северный ветер»)
Как ни странно, самый большой эмоциональный отклик вызвала Сорси – эксцентричный работник похоронного бюро. Запоминается как внешне (вечная сигарета, пепел на платье, рыжие дреды, татуировка, пирсинг), так и своим «наполнением». Просто удивительно, как в ней сочетаются ум и совершенная безбашенность. И хотя именно Сорси больше всех знает о мире мертвых, она выбирает сторону жизни и остается с детьми. Дети – это и есть будущее города-трупа. И если они оказываются втянуты в войну города-трупа, становятся разменной монетой во время боевых действий, а их жизни угрожают, то чего стоят лозунги, обещающие свободу и равенство?
Сам отзыв лежит здесь: https://lit-era.com/blogs/post/20072
Огромное спасибо Евгении Егоровой за настоящий подарок!
Хвалюсь однозначно, ибо мне везёт на читателя умного, думающего и не стесняющегося делиться своими мыслями с другими.
В ее краях умирать молодым
Было привычкой, или – хобби.
Там кончился воздух – остался дым,
А вместо воды был опиум.
(Немного Нервно «Она жива»)
Пожалуй, из всех произведений, что я встречала за последнее время, роман «Азиль» показался мне самым противоречивым. И в то же время «Азиль» – это вещь, которая после прочтения проезжает по мыслям многотонным бульдозером и надолго застревает в голове.
Прежде всего, хочется отметить мир произведения. Город-убежище, уцелевший после катастрофы. Город-анклав, стоящий один против целого мертвого мира. Здесь на запасах из прошлого, на все еще функционирующих машинах, построенных предками, доживает свои дни человечество. Это город-тюрьма, из которой нет выхода. Давящая клетка, что своими кольцами отрезает от будущего, надежды и просто человеческого существования. Город с двойным дном, которое имеется буквально у всего, включая каждый дом, семейные отношения и даже печь в крематории. За внешне благополучными Ядром и Вторым кругом скрываются трущобы, теснота, и ржавчина – остов города давно прогнил насквозь и рушится.
Описывая Азиль, стоит провести аналогию с Парижем. Во-первых, потому что большая часть населения – французы, и свой Собор здесь тоже присутствует. А во-вторых, думаю у многих на слуху фраза «Париж – город мертвых». Азиль – это настоящее торжество смерти. Город буквально построен на костях, да и сама смерть здесь настолько обыденна, что давно превращена в конвейер с фальшивыми словами сочувствия, пластиковыми цветами и искусственным ароматом лилий.
Да, город делится на кольца и секторы, но при прочтении воображение почему-то подсовывает ужасающий гибрид Вавилонской башни, которая шатко «возвысила» Ядро над грязью периферии, и воронки Ада по Данте – Подмирья, куда попадают те, кому не осталось места в обществе. Люди прозябают здесь, как крысы, и… Как ни крепко вмерз в лед Люцифер (он же в христианском толковании Зверь) в своем последнем круге, он все еще грозит из бездны. Венчает этот образ конструкция Купола. А что будет, если загнать под один колпак проржавевшую башню, нищую толпу и Люцифера из глубины? Вот тут рождается самый яркий и страшный образ книги – революция.
Хоть недовольство и назревает снизу, «голова» всегда оказывается вверху. Крохотная вспышка, предлог, тонкое манипулирование – и этого достаточно, чтобы вспыхнуло пламя. И такой лидер находится. Рене Клермон, хладнокровный лидер в прямом смысле этого слова. Ирония судьбы заключается в том, что высшее общество само породило его и получило свой «ожидаемый» терроризм. И, вроде бы, все понятно: угнетателей из Ядра нужно свергнуть, угнетенные построят новое, лучшее общество, но так не бывает. И путь мятежников – это прекрасная иллюстрация того, как громкие лозунги, требующие свободы, справедливости, равенства деградируют до массовой резни и мародерства. Разложение все больше захватывает и «холодного» лидера. И метафора в виде льда, который, на первый взгляд, ему послушен, а на самом деле уже давно подчинил себе и вытравил из него все человеческое, лучшее тому подтверждение.
Впечатляет и то, как показаны сами бои. Несмотря на ограниченность площади, сражения получились масштабными и очень жестокими. Настроение героев передавалось и чувствовалось при чтении, будь то фанатичное «Бей элитариев!», желание защитить, гнев или же страх за собственную жизнь. Погони, гонки напролом – все выглядело очень динамично. Стоит также упомянуть авторский стиль с тяготением к настоящему времени. Это становилось хорошим подспорьем для изображения динамических сцен «здесь и сейчас». Да и разнообразие оружия с «орудиями» впечатлило: арбалеты, огнеметы, метательные ножи и даже мечи…
Кстати, о мечах. «Изюминкой» романа стало сочетание христианской морали и европейской культуры с самобытным миром Востока (в частности, Японии). В повествование оказались органически вплетены цитаты, аллюзии на Священное Писание, классическая европейская литература и восточные чайная церемония, кодекс чести и совершенно иной семейный уклад с культом почитания родителей и предков. Даже мифический Онамадзу хоть и сравнивается с Моби Диком (неспроста в библиотеке Советника Каро находится эта книга), имеет восточное происхождение. Охота и убийство гигантской рыбы человеком смутно напомнили мотивы аниме Миядзаки «Принцесса Мононоке». Да и сама тема убийства природы и ее перерождения в мстительный дух очень близка японской традиции. Вспомнить хотя бы Годзиллу, погибель человечества, проснувшуюся из-за испытания водородной бомбы…
Диалог двух культур породил запоминающуюся мистическую составляющую произведения. История-аллюзия, история-притча. Мифическая рыба. Философские сказки, которые рассказывала Вероника Каро. Сны Амелии о Звере, навеянные, как оказалось, вовсе не книгой. Не оставляющие Советника Каро мертвецы, мстительные духи прошлого, рожденные его запятнанной совестью. Игра в прятки со Зверем, в которой участвует Акеми, – сон или предсказание того, что будет? Думаю, каждый найдет здесь свое толкование. Действие, в котором сплетаются реальность и мир теней, переходит в фантасмагорию, где свой собственный «Deus ex machina» – это составляющий элемент.
Что же касается персонажей романа, то с ними у меня сложились непростые взаимоотношения. Да, они запоминающиеся, отличные друг от друга, со своей судьбой. Да, честно выполняют каждый свою функцию. Советник Бастиан Каро разрывается от неразрешимого дуализма: с одной стороны любящий отец и «спаситель» города, с другой – теряющий над собой контроль психопат. Его младший брат Доминик со своим «бунтарством» отваживается на посещение периферии и отношение с девушкой не своего круга. Кроткая японка Кейко страдает. Ее сестра Акеми не то, чтобы мстит… становится ведомой – вот уж действительно боевое «знамя». В свою очередь за ней преданно следует влюбленный подросток Жиль. Следует в любом случае – неважно, в том ли направлении они идут или нет. Вероника оказывается жертвой, пленницей западни, где встречает только терзающих ее хищников. Единственный выход – связь на стороне с человеком, который ее понимает, да воспитание дочери от другой женщины. Амелия – это сообразительный ребенок, который пытается осмыслить мир вокруг себя и определить, что есть правильно. А отец Ланглу… пожалуй, это самый нагруженный функциями персонаж. И все они вовлечены в бурный водоворот событий, плывут по течению, хотя в контексте данной книги вряд ли можно что-то изменить. За ними было интересно наблюдать сквозь купол, как за подопытными объектами в ограниченном пространстве: сломаются, перегрызут друг друга? С такой вот позиции.
Посмотри и сделай шаги туда, где мы
И где мы не были.
Поцелуй, и руку возьми,
И посмотри, что мы наделали.
(Линда, «Северный ветер»)
Как ни странно, самый большой эмоциональный отклик вызвала Сорси – эксцентричный работник похоронного бюро. Запоминается как внешне (вечная сигарета, пепел на платье, рыжие дреды, татуировка, пирсинг), так и своим «наполнением». Просто удивительно, как в ней сочетаются ум и совершенная безбашенность. И хотя именно Сорси больше всех знает о мире мертвых, она выбирает сторону жизни и остается с детьми. Дети – это и есть будущее города-трупа. И если они оказываются втянуты в войну города-трупа, становятся разменной монетой во время боевых действий, а их жизни угрожают, то чего стоят лозунги, обещающие свободу и равенство?
Сам отзыв лежит здесь: https://lit-era.com/blogs/post/20072
Огромное спасибо Евгении Егоровой за настоящий подарок!
